Транквиллиум

Деревня горела. Подожженная с четырех сторон. Огонь быстро и легко прыгал по соломенным крышам, рассыпая снопы багровых искр, рой светящихся пчелок в темноте ночи, подгоняемый гортанными голосами магов-эрудитов. Хищно, остро свистели арбалетные болты, догоняя тех, кто пытался бежать к реке, схватиться за оружие, защитить родных от голубых сабельных молний. Отблески пламени играли на полированных латах черных всадников, сгоняющих уцелевших жителей на площадь, к колодцу. Двое пеших тащили под руки Мать Кеджаан. Жрица шла с трудом, ноги подкашивались, кровь из рассеченного уха, прежде украшенного рядом серег, текла по шее, по белому порванному платью.
Шита вцепилась зубами в перчатку Моури, чтобы не кричать – один из всадников, наклонившись в высоком седле, сплеча огрел кнутом ее мать, споткнувшуюся о чей-то труп, ткнул в спину. Котята лежали в окружающих деревню колючих кустах, толстые мясистые листья были полны сока и только потому не загорелись. Моури пригибал голову Шиты к земле, она вырывалась и все равно смотрела. Болело обожженное ухо, от рук Моури пахло свежей кровью. Страха не было – только невозможность принять происходящее, животное отупение и неспособность шевельнуться.
Из-за горящего дома внезапно выскочила маленькая фигурка и, скорчившись, пригибаясь, закрывая руками голову, помчалась в сторону реки. От толпы всадников отделился один, пришпорил коня и под истошный крик Матери: «Не троньте, не смейте!!», догнал котенка. Быстрый, невидимый глазу, удар, бегущий споткнулся и без единого крика осел в пыль. Что-то темное покатилось под копыта, сочно хрустнуло. Голова. Моури била мелкая дрожь.
На площадь въехала новая группа всадников, под предводительством офицера в золотом плаще с вышитым драконом. Он вскинул руку в приветственном салюте – в ответ раздался дружный гогот множества глоток, и к нему вытолкнули Мать. Офицер что-то спросил. Ответ Матери ему не понравился, он направил коня на нее, сбил с ног, когда керра попыталась подняться – с размаху ударил стеком, разрывая на плечах окровавленное платье. Сопровождавший его всадник без шлема подъехал к колодцу, снял с седла веревку, привязал к скрипучему журавлю. Умело свил петлю.
- Не смотри, - на глаза Шиты легла измазанная в крови и пыли ладонь.
В реве пожара керра слышала зычный голос офицера, хохот всадников - и короткий вскрик Матери. Нервно скрипнул журавль, пошел вниз под тяжестью тела. Шита не сразу поняла, что по щекам текут слезы. Они убили Мать. Убили. Ее, пахнущую молоком и сладкими печеньями, ласковую, добрую, мурлыкающую на ночь колыбельные, врачующую. Ее, учившую не поднимать оружия на себе подобных…
Дальше было еще страшнее. Мужчин и детей всадники загоняли в горящие дома. И смеялись, смеялись, словно в смерти было что-то дико забавное. Женщин пожалели. Шита надеялась на лучшее – до того момента, как услышала резкий звук разрываемой ткани и тонкие, полные боли крики, заглушаемые гоготом солдат и металлическим звоном доспехов.
- Прости, - чужим, сорвавшимся голосом сказал Моури, разжал кулак и ударил ее ребром ладони по шее, пониже уха.
Темнота.
Ее привела в чувство холодная вода. И солнце, как ни в чем не бывало взошедшее поутру. Шита выползла из колючек, села, вытерла лицо, размазывая сажу, кровь и пыль. Над ней стоял Моури. Мертвый Моури. Моури в тяжелой, не по росту, кольчуге, опоясанный мечом без ножен.
-Вставай. Пойдем.
Они выбрались на окраину. Над сожженной деревней стоял удушающий смрад горелого мяса. Не будь желудок пуст, Шиту наверняка бы вывернуло, пока она переступала через трупы тех, кого приветствовала еще вечером.
- Может, кто-то уцелел, - Моури, кажется, сам себе не верил. – Пойдем, посмотрим.
Боится. Он тоже боится. Ничего удивительного. Вон та, привязанная к вбитым в землю колышкам, совсем юная – его сестренка. Мертвая. Они все мертвые и все распяты. Почти ни у кого не осталось глаз.
- Почему их не убили сразу, почему?!? – голос Моури сорвался в дикий фальцет.
Он упал на колени, ползал среди трупов, собирал какие-то тряпки, чтобы прикрыть изувеченные тела. По щекам градом катились слезы.
- Что мы им сделали, Шита, за что?!? Почему?!? Ненавижу!!! Ненавижу!!!
Она плохо помнит этот день. Кажется, отвязывали трупы, снимали с колодезного журавля тяжелое тело Матери. Кажется. Пытались копать могилу, но сухая земля не поддавалась, а разжечь костер, как велят обычаи, они просто не могли. Когда сил и надежды больше не осталось, Моури взял Шиту за руку, и они пошли. Прочь от сожженной деревни. Навстречу бледной восходящей луне. Оставив за спиной пепелище. Ему было двенадцать лет. Ей …
- Мне было шесть. Или около того, - керра качнулась на стуле. – Я не помню даже хоругви подразделения.
- Очередная жертва лозунга «Бей инородцев!», - регистратору не было никакого дела до прошлого кандидатов на гражданство Фрипорта, вопрос был задан сугубо формально. – Канцелярия Владыки рассмотрела ваше дело, Шита, и вынесла положительное решение. Добро пожаловать.
- Спасибо, - керра коротко поклонилась, приняла протянутый пакет, запечатанный сургучом, и вышла.
Тем же вечером она разыскала Каменные Ступени – квартал, где оседали ее многочисленные соплеменники, в поисках лучшей доли покинувшие родину. Кто-то, еще не потерявший надежду, не разуверившийся, отплывал в Кейнос, под покровительство Антонии Бейл, на зеленые цветущие земли, строил планы на будущее, вплоть до воспитания внуков. Им же, пережившим войну, полностью опустошившую север, другого выбора не оставалось – Фрипорт. Город, где правит сила, где никому нет до тебя дела. За несколько серебряных монеток с полустертым профилем Владыки Шита сняла комнату в захудалой гостинице – на первое время…
Инноруук великий, как давно это было! Керра заложила руки за спину и подошла к высокому стрельчатому окну. Больше двадцати лет назад, точно. Шита почесала плечом ухо, поправила прикрывающий шрам цветок. Судьба ее не отличалась от судеб сотен военных сирот – бралась за любую работу, потихоньку осваивала ювелирное дело, становилась на ноги. Все резко изменилось в один день. Две поистине судьбоносные встречи.
- Кисмет, - усмехнулась Шита про себя.
Ее внимание привлекли голоса во дворе. Моури третировал стайку молодых котят в белых ученических кимоно. По его команде котята раз за разом падали плашмя в пыль и пытались вскочить без помощи рук. У большинства получалось, и он оставлял их в покое после нескольких удачных попыток. Поодаль медитировали под руководством монахов ученики постарше. Поза аиста – ступня правой ноги упирается в колено левой, руки молитвенно сложены перед грудью, глаза закрыты… Шита так и не поняла сути медитации, сколько не бились с ней мастера на острове Мара. Лучшим средством расслабления по-прежнему оставалась горячая ванна до и глоток вина после.
- Мать! – дверь кабинета распахнулась. – Едут!
Шита медленно обернулась. Туонела стояла на пороге, стараясь не улыбаться, но большие зеленые глаза сияли неподдельной радостью. Прошло два года, и все же керра не могла привыкнуть к разительной перемене в облике дочери. Никто не мог поверить, что в жилах юной эльфийки с волосами цвета стали, щедро расписанной татуировками, по обычаю лесных разведчиков, текла кровь керра и варваров. До трагедии Туонела была неуклюжей, полной, типичная деревенская девка. Все, что осталось от нее прежней – зеленые глаза. В точности, как у отца.
Шита укоризненно покачала головой:
- Старшая Мать, Туонела. Это был последний раз. Во-первых. Во-вторых – кто дал тебе право врываться сюда без стука?
- Простите, Старшая Мать, - Туонела отступила на шаг, сложила ладони перед грудью и низко поклонилась. Керра машинально отметила, что нужно подобрать другое кимоно, в вырезе виднелись маленькие грудки. – Простите.
- В виде исключения – прощаю. А теперь будь добра, вернись к занятиям и не приходи, пока тебя не позовут.
- Стар… Мама! Там же отец!
- Туонела, не испытывай мое терпение, - спокойствие давалось Шите с большим трудом. – Ступай. И не пытайся улизнуть от мастера, я все равно узнаю.
- Мама, я не видела его два года! – Туонела сменила тон на умоляющий.
- До этого вы не виделись десять лет, и никто из вас от этого не умер. Иди.
- Умер, - про себя сказала девочка, но, по опыту зная, что с Шитой спорить бесполезно, поплелась обратно во двор.
Керра сделала вид, что не расслышала. Когда за Туонелой закрылась дверь, зашторила окно и села за письменный стол. В стотысячный раз вынула из потайного ящика письмо и углубилась в чтение. Коротенькое послание изобиловало ошибками – с мечом Молчан ладил не в пример лучше, чем с пером и бумагой. Суть сводилась к одному – между строк просьбы увидеть Туонелу отчетливо читалась надежда получить еще один шанс начать все сначала. По мере чтения губы Шиты кривились все сильнее, пальцы выбивали дробь по крышке стола. Окончательное решение еще не было принято.
Керра скомкала письмо, бросила в жаровню для благовоний. Для верности подула, подождала, пока сгорит, бронзовыми щипцами разворошила пепел. Чтобы успокоиться, взяла пачку счетов, доставленных накануне. Бегло просмотрела, машинально пощелкала костяшками абака. Нужно будет опять снаряжать экспедицию в Пески – жемчуг нынче в ходу. Закупить дрова и продовольствие для Ордена – зима не за горами…
От подсчетов Шиту отвлек деликатный стук в дверь. Моури стучал просто из вежливости, не ожидая разрешения войти. Кимоно насквозь пропиталось потом, от кота остро пахло мускусом. При других обстоятельствах керра непременно воспользовалась бы оказией и затащила его в ванну, но сейчас главным было взять себя в руки перед встречей.
- Один?
- Нет, - покачал головой Моури. – С ним Вишена.
- Этому-то чего нужно? – удивилась Шита.
- Не знаю, но твоя взбалмошная доченька собиралась броситься ему на шею.
- Раненько начинает, - пробурчала керра. – Где?
- Твой тихий расседлывает варга, - в голосе Моури не было и следов ехидства. – Вишена во дворе, приходит в себя после встречи с Туонелой. Эльфийку он никак не ожидал.
- Молчан ее видел?
- Нет, кажется. Если и видел, то не узнал. Я отдал распоряжение приготовить им комнаты.
- Раздельные?
Долю секунды Моури смотрел в глаза Шиты. Как всегда – острое чувство вины перед ним стиснуло грудь. Он знал, с самого начала знал, что встреча будет, что нет никакой любви, есть только страх одиночества – и смирился. Принял.
- Ты опасаешься за Туо? Я лично откручу Вишене все, до чего дотянусь.
Весь запас нерастраченной, не нужной Шите, любви Моури перенес на ее дочь. Туонелу он боготворил, она платила «дядюшке Мо» тем же.
- Пусть придут. Минут через десять позовем ее.
Шита полагала, что сумеет держать себя в руках – и все же в первую минуту не могла слова вымолвить – горло стиснул спазм. Колени враз стали ватными. Вишену керра даже не заметила, она вообще ничего не видела, кроме бледного от волнения Молчана. За два года он ничуть не изменился, разве что чуть глубже пролегли морщинки в уголках глаз и доспехи стали гораздо богаче. Моури деликатно исчез, прикрыв за собой дверь.
- Ты издеваешься надо мной? – сорванным голосом вдруг сказал Молчан.
- Что? – Шита от неожиданности вновь обрела дар речи. – Издеваюсь?
- Я полагаю, мне стоит передать свои поздравления Эллару, я рад за вас, но где МОЯ дочь?
Вишена открыл было рот – и тут же замолчал. Шита переводила взгляд с одного на другого, чувствуя, как начинает закипать.
- При чем тут Эллар? – как могла, холодно, осведомилась керра, выпрямляясь в кресле. – Мы не виделись два года, наша дочь чудом осталась в живых и первое, что ты делаешь – устраиваешь сцену ревности? И к кому! Эллар! С ума сойти! Почему не Немезида? Не твой варг? Виш, здравствуй, будь добр, выйди и попроси позвать Туонелу.
Вишену как ветром сдуло. Молчан снял перевязь с клинками, повесил на спинку кресла. Сел. Мебель под ним жалобно скрипнула. Шита ни с того, ни с сего, вдруг вспомнила купленную сразу после свадьбы кровать, и праведное возмущение соседей по «Моряцкому Пристанищу». Приходилось признать – Молчан по-прежнему ей нравился. Слишком сильно.
- Я получила твое письмо, - идиотка, если бы она его не получила, варвар бы тут не сидел.
- Я знаю, - голос Молчана дрогнул.
- Не знала, что у тебя есть сын.
- Вишена мне не сын.
- Хотелось бы верить, - ехидно улыбнулась Шита. – Нет, фамильного сходства и впрямь не наблюдается, но, кроме отца, есть еще и мать.
- Он просто сопровождал меня, хотел увидеть…
И тут в кабинет влетела Туонела, зеленые глазищи возбужденно сверкали. Она остановилась между столом и креслом, обхватив плечи руками. Видимо, Вишена изложил ей суть инцидента.
- Виш, выйди отсюда, - тоном, не допускающим возражений, приказала Шита. – И закрой дверь. Туонела, встань вот сюда и отодвинь шторы. Молчан, погляди-ка повнимательнее, никаких знакомых черт не наблюдаешь?
Долгую минуту варвар пристально вглядывался. Внезапно вскочил с кресла, кинулся к девочке, рухнул перед ней на колени. Осторожно взял за подбородок и повернул лицом к солнцу.
- Не может быть, - потрясенно выдохнул он, поднимая глаза на Шиту. – Нет…
- Узнал?
- Ави… Авиценна? Но..как? Почему?
- Молчан, ребра у Туо не казенные, отпусти ее. Это действительно твоя дочь. Туонела, девочка, - голос керра смягчился, потеплел, - сними перчатку. Достаточно одной.
Варвар молча смотрел на протянутую руку, только кадык резко метнулся вверх-вниз. По щекам Туонелы текли слезы. Шита тоже украдкой промокнула веки рукавом. Молчан низко опустил голову, не вставая с колен, не отпуская девочку. Широкие плечи дрогнули.
- Прекращаем реветь. Трогательно до соплей, но с меня хватит, - жестко сказала керра. – Туо, марш ужинать и купаться, после можете слезливиться, сколько душе угодно, только не тут. Мо, пусти ее, мне нужно сказать тебе еще пару ласковых.
Туонела крепко-крепко, как делают все дети, обняла отца за шею, от души чмокнула в щеку. Шита отвернулась, не в силах скрыть нарастающую ярость – Молчана девочка любила не в пример больше, чем ее. «Возможно, просто оттого, что реже видела». При ней он не вваливался домой смертельно, до немоты, уставший, засыпающий за завтраком. Не оттирал от черной гоблинской крови чеканное зерцало, не отдирал от ран присохшие повязки. Не мучался по ночам бессонницей – последствием восстанавливающих эликсиров, не потрошил зверей на чучела, по локоть вымаравшись в скользких внутренностях. Туонела рассказывала керра о встрече с отцом в Темнолесье в те долгие дни, когда была прикована к постели после неудачной попытки свести счеты с миром. По ее словам Молчан выходил настоящим героем – не то, что Шита. Ему девочка прощала даже убийства. Шите – никогда.
- Я слушаю тебя, - варвар запер дверь за Туонелой и вернулся в кресло. – Только сперва расскажи мне, что с ней случилось. И, если можно, повернись ко мне. Я устал созерцать твою спину.
- Потерпишь, - огрызнулась Шита, отходя к столу.
Открыла резную костяную шкатулочку, высыпала горсть синего порошка на угли жаровни. По комнате поплыл терпкий аромат полыни. Керра тихо ругнулась про себя – она-то совсем не думала сейчас про степь, пахнуть должно было жасмином.
- Твоя драгоценная доченька росла невыносимой идеалисткой.
- Наша драгоценная доченька, - поправил Молчан.
- Твоя, в моей голове никогда не было места подобным мыслям, - возразила Шита. – От большого ума Моури рассказал ей, как мы спаслись из рук карателей лорда Виемма, не упуская подробностей вроде смерти Матери Кеджаан. Девочка твердо решила стать целительницей. Кроме того, она вбила себе в голову, что я удочерила ее.
- Неудивительно, - хмыкнул Молчан.
- К счастью, повивальные бабки не из болтливых и деталей своего появления на свет она не узнала. Я-то мало что помню, кроме темноты и боли, но если деревня нашла деньги на иерофанта, надо думать, повод был. Вставать с постели мне разрешили только через месяц. Мне, Молчан! Мне! Впрочем, ладно, в женских делах ты все равно пентюх.
- Спасибо.
- Пожалуйста. В общем, через деревню проходил бродячий цирк, и Туо умудрилась сбежать с ними. В Темнолесье. За неделю до того Шакро совершенно случайно проболтался ей о некоем варваре, с которым был знаком еще в бытность свою студентом Академии. Она начала искать. Не в добрый час я тебе о ней тоже рассказала. После вашей приснопамятной встречи, от которой, должно, прослезилась вся окрестная нежить и медведи в придачу, Туонела прислала мне довольно резкую цидульку, обвиняя во всех грехах смертных. Я отправила за ней Моури. Опоздала. Вишена потом докладывал, что девочка страшно переживала из-за наших постоянных размолвок. И, в конечном итоге, от большого ума, оглушив себя заклинанием, весьма талантливо взрезала вены – как именно, ты видел – и кинулась в Шрам Инноруука. Для верности… Воды?!? Вина?!
… - Туонела не учла только одного – серафимы Инноруука почуяли ее. Считать матрицу для них – сущая мелочь, не говоря уже о перехвате души. К счастью, я регулярно делала крупные взносы на нужды храма в Нериаке, и меня запомнили. Материнская и дочерняя матрица, если ты не знаешь, очень похожи. Вирмы принесли тело и пойманную в силки ненависти душу. Свою реакцию описывать не буду. Храмовые некроманты руками разводили – Туонела настолько сильно сопротивлялась возвращению в мир живых, что даже они оказались бессильны. А видеть свою дочь в образе безмозглого полусгнившего зомби мне не улыбалось совершенно…
…Сил и слез уже не осталось. Шита ничком лежала на циновке, закрыв голову руками, и тихо призывала смерть. Бессилие, отчаяние – ни малейшего проблеска надежды. Тело дочери Моури вынес на ледник, кристалл с пойманной душой лежал, запертый, в костяной шкатулке. Под недописанным письмом Немезиде. Прижатым бритвенно острым кинжалом с волчьей головой на лезвии.
- Я не помешаю?
Шита не узнала мягкого мелодичного голоса. Села, прикрывая глаза ладонью, – на пороге, в ореоле рассеянного солнечного света виднелся бесформенный, изуродованный толстым дорожным плащом силуэт. Керра присмотрелась. Вскочила, не веря своим глазам:
- Авиценна?
Эльф кивнул, сбрасывая плащ. Шита не видела его с самого дня свадьбы и понятия не имела, какие дела привели Авиценну сюда. В любом случае, у нее нет ни сил, ни желания расспрашивать, рассказывать, действовать. Ничто в мире больше не имеет значения.
- Молчан уже знает? – тихо спросила керра, опускаясь на циновку.
- Знай он – уже был бы здесь, - возразил эльф. – Нет.
- Тогда что тебе нужно здесь?
- Мне – ничего. Это Я нужен…
…- словом, Ави связан с тобой и чувствовал, как умирала твоя дочь. Там, где отступили некроманты, за дело взялся мистик. Я не совсем понимаю, что именно он сделал, но Ави уговорил Туонелу вернуться. Ее матрица уже почти распалась – он подменил ее частью своей. Полагаю, заплатив за это немалую цену. И, поскольку эльфы духом куда как сильнее людей и керра, его матрица слегка изменила Туонелу. В каком-то смысле она и его дочь тоже. Помимо внешности, изменения затронули и разум, и чувства. Обострился слух, Туо видит в темноте, как днем, глазомер исключительный, она стала гораздо… гораздо…
Шита запнулась, не в силах подобрать точное определение.
- Светлее, - произнес Молчан у нее над ухом. – Он ничего не говорил мне. Опасался, что мы опять станем выяснять отношения с тобой, и все пойдет насмарку. Это мы толкнули Туонелу в Шрам. Мы и только мы вложили в ее руки нож. Эгоизм завел нас с тобой слишком далеко, собственная дочь учит прощать. Шита, хватит с меня.

Керра круто обернулась – и едва не уткнулась носом в полированный нагрудник. О, как давно заготовлена у нее для варвара язвительная отповедь, как тщательно подобраны слова, готовые ранить до глубины души! Наконец-то она скажет все, все, что обдумывала долгими ночами, когда засыпал Моури!
Молчан не дал ей и рта раскрыть.
Не отрываясь от Шиты, варвар смел со стола пачку счетов, бронзовые щипчики, шкатулку, перья, чернильницу – халасианский ковер был испорчен безнадежно, - вскрытые письма, подставку с ножом для бумаг. Полированная столешница приятно холодила спину, керра тайком, пока Молчан был занят ее платьем, выудила из-под себя незамеченную им подушечку для иголок, тихо ругнулась по-керрански, сбросила ее в компанию к рассыпавшемуся синим полумесяцем порошку – и забыла, где находится…
Вишена поднимался по лестнице, на ходу вытирая с усов крошки чаровничного пирога – Туонела сунула кусочек и умчалась, невозможно счастливая. Немезида строго-настрого наказала ему передать Шите солидную пачку корреспонденции, о которой он, взволнованный встречей, разумеется, забыл. Однако напротив двери кабинета стоял Моури, внимательно изучающий картинку на стене. Страж очень редко появлялся во Фрипорте, последний раз Вишена видел его, когда забирал изготовленную керра походную аптечку.
- Э, Шита у себя?
- У себя, но, полагаю, не в себе, - задумчиво ответил Моури, поворачиваясь на пятках. – Пошли вниз, я покажу твою комнату.
- Мне нужно…
- На твоем месте я бы на пару часиков вообще забыл о ее существовании. Нет, можешь заглянуть, но кабинет полон чрезвычайно тяжелых мелочей, которые Шита метает с исключительной точностью.
До Вишены начало медленно доходить. Моури улыбался, покачиваясь с носка на пятку, заложив руки за спину. Варвар пожал плечами, густо покраснел и кивнул.
- Как обстоят дела во Фрипорте, Виш?
- Как обычно. Стража делает вид, что сторожит, Владыка владеет, оракулы орут.
- Гильдия?
- Процветает. Генка вернулся с своего края света и первое, что сделал – обрушил черный рынок, выбросив огромную партию контрабанды, полагаю, не без участия Лиандры и Эллара. Брокеры вешаются на потолочных балках. Цены на жилье взлетели до небес, - перечислял Вишена, - королева Кристанос готовит указ против инородцев в Нериаке. В порту ходят слухи об иксарских кораблях, буканьеры начали вербовку по второму кругу. Сильно упал в цене металл, зато резко подорожали камни и суглинки, особенно те, что добывались под носом руяркийцев.
- Интересно, - Моури раскланялся с попавшимися навстречу бритоголовыми монахами. – Что еще? Хм, мы пришли. Вот.
Вишене пришлось пригнуться, чтобы войти в комнату, однако, внутри было просторно. Вся обстановка состояла из низкого столика, жестких циновок вокруг, стойки для оружия, соломенного матраца и масляной лампадки.
- Из чего сделан дом?
- Из камня, конечно. Отделка – кедр, тик, палисандр. Работа вантийских мастеров. Располагайся. Вечером приготовим баню.
- Баню?
- Виш, мы не во Фрипорте, - ухмыльнулся Моури, - тут чистота в почете. Имей в виду, ставни открываются вверх, а двери – в стороны, вот так.
Туонела, кажется, ждала, пока страж оставит Вишену одного. Чистенькая, еще не остывшая после бани, пахнущая травяным мылом, она без стука ввалилась в комнату с подносом, уставленным едой. Варвар аккурат натягивал свежие штаны.
- Привет! – девочка ничуть не смутилась.
- Привет снова, - буркнул юноша, путаясь в завязках. – Отвернись.
- Зачем? – искренне удивилась Туонела, расставляя чашки на низком столике.
Вишена не нашелся, что ответить. Тщетно попытался разгладить руками измявшуюся в седельной сумке рубашку, махнул рукой, и, следуя примеру девочки, уселся к столику, скрестив ноги. Пододвинул чашку – в коричневом густом бульоне плавали кусочки чего-то белого. Выглядело на редкость неаппетитно. Взял другую – ее содержимое походило на кашу из синих соплей, присыпанную перцем. Аппетит пропал окончательно.
- Подожди до вечера, - хихикнула Туонела, отбирая сопли. – Специально для вас будет мясо.
- А вы мясо не едите?
- Керра едят, вантийцы и старшие послушники – нет. Я – иногда. Виш, скажи, Шита и отец помирились или продолжают дуться друг на друга?
Шита и отец. Не мать, не Молчан – Шита и отец. Странно. Варвар опять слегка зарумянился, вспомнив совет Моури.
- Думаю, да.
- Уже помирились? Или… еще мирятся?
Девочка хитро прищурилась, заранее зная, что Вишену вопрос явно смутит.
- Ну… э-э-э… полагаю, еще… Туонела!
- Точь-в-точь Шита, когда хватается за плетку, - фыркнула она.
Варвар украдкой бросил взгляд на отчетливо обрисованные алым шелком кимоно грудки Туонелы, тоненькую талию. Молчан был прав – девочка будет настоящей красавицей. Особенно теперь. «И учти, Вишена – думай, куда тянешь руки, иначе протянешь ноги». Выходит, опасения Шиты имели под собой основания. Великий Зек, о чем он думает, она же совсем дитя!
- Плетку?
- Бывает иногда, - Туонела разлила по кружкам яркую, пахнущую медом, жидкость. – Пей, имбирный чай. Пей и рассказывай.
- Что рассказывать?
Стальные бровки девочки сошлись в стрелку:
- Про отца, конечно. Они там еще долго будут... мириться

Добавлено (10.09.2008, 19:57)
---------------------------------------------
Глава вторая.
По ту сторону тишины.
Шита еще раз пересчитала наличность – должно было хватить и на взятки, и на житье-бытье, и на ткань для новых платьев. Фрипорт – город, где найдется товар на любой кошелек, а что касается вкуса – ну, или-или. После умиротворяющего спокойствия Ордена суета горожан действовала на нервы. Все спешили, хотя никто никуда не шел, орали, толкались, выясняли отношения на глазах у равнодушных стражников. Оборванные детишки цеплялись за стремена, выпрашивая монетки, тянули руки за подаянием нищие. Возле портовой таверны в дымину пьяный калека тренькал на расстроенной мандолине популярную солдатскую песенку. Керра присмотрелась – на рукаве вытертого до блеска мундира еще можно было разобрать шевроны третьей кавалерийской бригады «Игнис». Проходивший мимо темный эльф, не глядя, бросил серебряный в шапку калеки. Монету тут же утащила неимоверно грязная девочка. Шита вздохнула про себя. Молчан на каждом привале подолгу уговаривал ее пожить в его доме, приводя все мыслимые и немыслимые аргументы, старательно скрывая боязнь расстаться снова. Однако керра отказалась наотрез – и причиной тому были вовсе не сомнения в собственных чувствах, отнюдь. У нее были собственные апартаменты во Фрипорте, небольшие, уютные, на редкость удачно расположенные, любимое убежище. «Моряцкое пристанище» славилось на весь город – единственное место, где не устраивались поножовщины, поскольку там, за счет магистрата, харчевалась стража. Зато вокруг пристани плавала самая жирная во всем Норрате рыба, которую не брезговали ловить и есть нищие, хотя точно знали, чем она питается.
- Я буду у тебя ночью – если вообще буду.
Молчан немедленно надулся.
- Предупреди соседей, - поддела его Шита. – И – не жди меня, ложись спать.
В ответ – весьма выразительный взгляд. По возвращении в город варвар, разговорчивый на привалах и в монастыре Ордена, снова замкнулся, нацепил на физиономию маску скучающего равнодушия. На прохожих Молчан смотрел исключительно сверху вниз, благо, рост позволял.
- Я предупреждала, что у меня очень много дел во Фрипорте, - чуть мягче сказала керра, останавливаясь у дверей «Моряцкого пристанища». – И большинство требуют, во-первых, личного присутствия, во-вторых - со мной просто не станут разговаривать, если ты будешь маячить за спиной.
- Хорошо, но постарайся не забыть, что я существую, - холодно отозвался Молчан.
Шита не была уверена, что Фрипорт можно было назвать домом, однако ощущение было такое, словно она вернулась из дальнего странствия к родному очагу. Хозяин гостиницы, неулыбчивый эльф с лицом профессионального убийцы и манерами банковского клерка, принял очередной взнос, тщательно, не торопясь, пересчитал деньги. Протянул три письма, пришедших на адрес керра. Невозмутимо пожелал всего хорошего, повернулся спиной и исчез за портьерой.
Первое послание Шита швырнула в камин, не читая – Молчан писал на удивление похожие письма. Второе вскрыла, освободившись от кольчуги. Немезида настаивала на немедленной личной встрече – наверняка стража у ворот регулярно получает небольшой довесок к жалованию только за то, что некромантка знает, кто и когда возвращается в город. Внизу, за лихим росчерком подписи, стояла печать гильдии. Увенчанный ассиметричной звездой жезл. Третий конверт распечатывать не хотелось совсем. Но пришлось.
В глубине души керра надеялась, что Великая Мать не испытывает недостатка в наемниках и ее оставят в покое хотя бы на этот раз. Не на тех напала. Просьба явиться пред очи Матери больше походила на приказ, отданный в весьма резкой форме. Настроение испортилось моментально. Шита в сотый раз прокляла тот день, когда приняла предложение маленького ратонги в круглых очках заработать пару монет не особенно пыльным способом. Когда выяснилось, что зарезанный ею якобы пьянчужка – старший писарь канцелярии Владыки, а стража бессильна найти убийцу, Великая Мать осенила керра своей сомнительной милостью, приняв под крыло Шепчущей Тени, могущественной организации, раскинувшей сети от Ро до Эверфроста. Тени занимались практически всем, за что и в Кейносе, и во Фрипорте полагалась мучительная смертная казнь – торговля рабами, кражи со взломом, заказные убийства, похищения, провокации. Платили, правда, щедро, и, при случае, Мать могла решить практически любую проблему с официальными властями, буде таковая возникала. За неполные двадцать лет Шита изрядно помоталась по миру, выполняя поручения, в основном, перерезая глотки. Убивать она умела. Умела исчезать бесследно, оставляя только холодеющий труп. В обмен казначеи Тени помогли ей поставить на ноги маленькую ювелирную мастерскую и превратить тонкий ручеек заказов в полноводную реку. Позже, когда некий юноша-полуэльф принял Шиту под белое тогда еще знамя с синим жезлом, она попыталась завязать с убийствами, но не тут-то было. Миньоны Матери весьма убедительно объяснили, что она пока нужна Тени.
Контракт. Керра давно уже перешла в разряд специалистов экстра-класса, которым поручались только особенные заказы, значит, дело пахнет большими деньгами и еще большим риском. Плохо. Теперь, когда в жизни вдруг появился смысл, когда на родине ее ждет стальноволосая девочка, когда где-то рядом, рукой подать, правит меч молчаливый варвар, согнулась над фолиантами некромантка, когда она начала действительно скучать по друзьям, умирать по чужой воле Шите не хотелось. Керра сжала письмо в кулаке – нечего было и думать отказываться, Матери прекрасно известно, как зовут ее дочь, с кем она спит и кого рада видеть.
- Коготок увяз – всей кошке пропасть, - буркнула Шита, растапливая камин.
Слуги Матери, те, кто непосредственно исполнял ее волю, никогда не видели друг друга, за редким исключением, потому нет никакой гарантии, что в Орден не затесалась тень, в любую минуту готовая перерезать горло Туонеле и оставшемуся в монастыре Вишене.
Потому к ночному рандеву Шита готовилась особенно тщательно. Кольчугу под свободный мужской камзол, стилеты в рукава, кинжалы на пояс, флакончик с ядом в потайной кармашек. Денег с собой не брать вообще, из украшений – только узкая родиевая цепочка, опознавательный знак для незримых стражей. Бутылку вина в комнату – хоть немного успокоиться, унять мелкую противную дрожь в кончиках пальцев. Шита пила большими глотками, не чувствуя вкуса, желанное опьянение не приходило, напротив – на середине бутылки ее стошнило.
Без пяти полночь. Керра поднялась с кровати, окинула взглядом ставшую вдруг необычайно уютной комнату. Тихо прочла молитву, которой ее научила Шатана, мастеровая из Каменных Ступеней, моля богов даровать милость. И тут же вторая, леденящая губы – Иннорууку, Князю Ненависти, проклятие всем, кто посмеет поднять руку на Шиту и ее близких. Как всегда - яркая голубая вспышка и над плечом собирается темный силуэт крылатого демона. По крайней мере, хоть кто-то услышал…
Время. Керра одевает перстень с черным обсидианом, произносит формулу. Краткий миг глухой черноты, холод внизу живота, резкая боль по венам – телепортацию Шита переносила с трудом. И вот она стоит у подножия уходящей в темноту огромного зала лестницы, среди тысяч горящих свечей. Одна. Кроваво-алый ковер на белом мраморе. Украшенные ощеренными черепами перила. Туда, вверх, куда не в силах пробиться свет. К трону Великой Матери. По залу мечется эхо, ему слишком просторно здесь. Просторно и - холодно.
На лестнице – сто пятьдесят ступеней. Шита поднимается медленно, тянет время. Ее видят – из темноты сверху наблюдают сотни глаз. Музыка – тихая, торжественная и печальная. Осанна смерти и ее служителям. Дешевый пафос, никогда не производивший впечатления. В глубине души керра презирала всю эту роскошь и демонстрацию – она-то видела притаившихся за колоннами тексианцев, чуяла острый запах людей и ратонга. Слышала глухое перешептывание огров под лестницей.
Дверь. Простая черная дверь. Шита подняла руку, облитую черной перчаткой, и постучала. Дважды, пауза, еще трижды – сильнее. И только после того, как изнутри раздался ответный стук, повернула ручку дорогого гномьего замка.
Мать сидела в кресле, положив ноги на маленький стульчик. Как всегда – лицо скрыто роскошной акрилиевой полумаской, причудливо расписанной в кейносском стиле, украшенной перьями райских птиц. От плеч и до ступней Мать завернута в пурпурный плащ, только унизанные кольцами пальцы поглаживают резного дроага на подлокотнике. За спинкой кресла – некто в черной рясе, из-под низко надвинутого капюшона колко сверкают красные глаза. Гипнотик. Психомант. Шита видела и третьего – зыбкую тень в самом темном углу, за камином, но не подала виду. Поклонилась Матери, поймав себя на мысли, что с каждым разом гнуть спину все труднее, все отвратительнее. Маска качнулась в ответ, гипнотик приложил руку к сердцу в приветственном жесте. Тексианец, как пить дать. Грош цена всей маскировке, если в речи отчетливо режется акцент и салютуешь на манер фрипортских ополченцев. Иллюзий Шита не питала – она видит только то, что ей позволено увидеть, не больше и не меньше.
- Добро пожаловать, дитя мое, - в хрипловатом голосе Матери дрожали возбуждающие нотки.- Мы так давно тебя не видели.
Осторожно, осторожно, красные глаза под капюшоном разгораются инфернальным огнем, под сводом черепа просыпается знакомая тянущая боль – гипнотик читает мысли. Даже не мысли – эмоции. Памятуя наставления мастера Ли, керра старалась думать только о зыбкой тени, и все же поневоле возвращалась к Туонеле.
- До нас дошли слухи о постигшем тебя несчастье, - участливо сказала Мать, пальцы оглаживали клыки дроага. – Хорошо, что все кончилось благополучно. Надеюсь, твоя дочь пребывает в добром здравии?
- Спасибо, Мать, - склонила голову Шита, не в силах скрывать досаду. – Жива и здорова.
- Надеюсь, ты позаботишься, чтобы так оставалось и впредь.
Открытая провокация. Намек настолько недвусмысленный, что керра прошиб холодный пот.
- Конечно, - голос дрогнул.
- Я питаю надежду увидеть Туонелу на следующем балу Масок, Шита.
Никогда. Бал по сути своей был невиданной по размахам оргией, где дозволялось абсолютно все. Наркотики, кровь, пытки пленных, разнузданные постельные игрища всех со всеми. Ни-ког-да. Лица участников скрывали причудливые маски, тела – приглушенный полумрак и прозрачные ткани. Шита представить не могла, чтобы ее Туо, крепкую, острую на язык, ловкую, удивительно красивую, лапали миньоны Матери, которым абсолютно безразлично, спать ли с женщинами или друг с другом.
- Я питаю надежду, что никогда ее там не увижу, - внезапно керра просто устала бояться.
Страх отступил. На его место пришло спокойствие. Неколебимая уверенность в собственной правоте. Служба службой, семья семьей. Пальцы Матери сжали голову дроага – но тут же расслабились.
- Все зависит только от тебя.
Интонация приглушенного маской голоса Шите не понравилась. И было что-то еще, что-то смутное, непонятное, но удивительно успокаивающее. Как плечо друга в жарком бою. Повинуясь еле заметному жесту, из-за камина выскользнула тень, сбросила маскирующий плащ.
- Асмодей?
Убийца отвесил прямо-таки придворный поклон, отдающий тонкой издевкой. Вернейший пес Матери. Его имя даже стража опасалась произносить вслух, на совести куртуазного душегубца была не одна сотня жизней. Асмодей брался за дело там, где другие опускали руки. Ни жалости, ни совести, ни принципов – ничего. Только доведенное до совершенства умение убивать. Впрочем, Шита его не особенно боялась. Когда-